en
История Тома Крибба: первая «перчатка» капитана Барклея
Начало истории Тома Крибба доступно по этой ссылке: http://rusboxing.ru/news/federation-news/30796/.
Вторая часть: http://rusboxing.ru/news/federation-news/30836/.
Третья часть: http://rusboxing.ru/news/federation-news/30869/.
Четвертая часть: http://rusboxing.ru/news/federation-news/30887/.
У боксера-комсорга и тренер должен быть настоящий твердокаменный коммунист. Что-то вроде Чапаева, всей душой стоявшего за Интернационал, от которого ему было известно одно название, и то по складам. У Крибба так и было. Ну, в некотором роде.
Когда-то легендарная советская оперетта о боксе, где полфильма дерутся, а вторые полфильма поют о любви, — «Первая перчатка» 1946 года выпуска — начинается с того, что весь из себя активный и положительный тренер заходит в боксерский зал с таким видом, как будто он тут всех сейчас одарит конфетами, и поет песенку:
Во всем нужна сноровка, закалка, тренировка,
Умейте выжидать, умейте нападать.
При каждой неудаче давать умейте сдачи,
Иначе вам удачи не видать.
Я сильно сомневаюсь, что капитан Барклей пел что бы то ни было подобное. Но если все-таки он пел, то слова его песни должны были быть именно такими, а вот мелодия не сладенькая, как в фильме, а какая-то очень-очень отчетливо живодерская.
Все, кто достаточно продолжительное время занимались каким-то видом спорта, знают, что среди тренеров бывают разные люди. Добрые и не очень, жесткие и мягкие. Но в массе своей настойчивые. Попадаются и настоящие изуверы. Это особая статья. Делятся они в основном на две категории: большинство — те, кто издевается над своими учениками, отыгрываясь за собственную неудавшуюся спортивную карьеру, и меньшинство — те, кто экспериментирует прежде всего над собой, а ученики им в этом, может быть, против своей воли, помогают.
Последние тренеры выполняют все те упражнения, что и их несчастные подопечные. Например, когда все кандидаты в чемпионы уже попадали с турников и валяются на полу бездыханные, наставник все продолжает и продолжает подтягиваться, поплевывая с высоты своих достижений на трупы учеников: сто тридцать один, сто тридцать два, сто тридцать три… двести шестьдесят четыре... Кто с такими тренировался, у тех по прочтении последнего абзаца уже начались судороги в мышцах от одних сладостных воспоминаний.
Вот капитан Барклей и был чем-то в этом роде. Кстати, напомню, что это тот самый человек, которому Пирс Иган посвятил свою «Боксиану». Мы уже как-то говорили о нем, но я все-таки вкратце напомню о его спортивных подвигах.
Капитан Барклей происходил из древнего и обширного шотландского рода, из которого вышли среди прочих и один недооцененный российский герой — генерал-фельдмаршал Михаил Богданович Барклай-де-Толли, и основатели известного банка Барклайз, и много кто еще.
Капитан, которого без должного на то основания считают человеком солидного возраста, был всего на пару лет старше Крибба, то есть в 1805 году, когда они познакомились, ему было всего 26 лет, но Том, как и все боксеры, с великой почтительностью взирал на него снизу вверх. И дело здесь не только в социальном положении капитана и в том, что тот был его работодателем, хотя, конечно, и в этом тоже. Главная же причина была в том, что Барклей был лидером и командиром по своей природе. Тот, кто служил в армии, наверняка сразу вспомнит ребят, многие из которых и силой особой не отличались, но все почему-то их слушались.
Итак, Барклей был даже не фанатиком, а изувером тренировки. Больше всего на свете он любил ходить и ставил в этой области рекорды, от которых у его современников с одним и тем же мерным стуком изо рта падали сигары. К моменту знакомства с Криббом Барклей успел:
— в 1801 году пройти 110 миль (177 км) за 19 часов 27 минут, то есть он шел со средней скоростью чуть более 9 километров в час, и этот страшный человек еще сетовал, что почва в тот день была мягковата после дождя, а то бы он прошел еще больше;
— в 1803 году он прошел 64 мили (103 км) за десять часов, то есть шел со средней скоростью около 10,3 км в час;
— в 1805 году он прошел 72 мили (116 км) между завтраком и ужином, по всей видимости, довольно ранним.
А впереди у него было еще главное достижение — в 1809 году он пройдет 1000 миль за 1000 часов.
В общем, умел человек найти в скучной жизни место подвигу. Сотни таких молодцов — при условии, что их мысли удалось бы направить в верное русло, — хватило бы для строительства коммунизма не в одной отдельно взятой несчастной стране, а на одном отдельно взятом большом континенте вроде Евразии, если уж не во всем мире.
Когда Барклей не ходил пешком, он тренировался в боксерском зале, а когда не делал ни того, ни другого и еще не проводил время на скачках, служил в своем полку. Пехотном, разумеется, каком же еще? Таких людей просто нельзя отдавать в кавалерию, так как там они замучают лошадей, заставляя их с собой соревноваться.
Однако как и всякому прирожденному тренеру, Барклею было мало издеваться только над собой. Мазохизм, как и садизм, требует компании, вот ему и требовалось, чтобы кто-то страдал рядом с ним, пусть и не с таким упоением, как он сам. Видимо, в Криббе капитан сразу разглядел идеальную жертву и занялся им всерьез.
Надо сразу сказать, что интерес Барклея к Криббу не был совсем уж платоническим. Я имею в виду, что он, как и чуть ли не все тогдашние богатые аристократы, был игроком. Очень много ставил на себя самого во время своих сумасшедших «заходов». Так, во время своего тысячемильного марш-броска он выиграл 1000 гиней — сумму, на которую тогда можно было жизнь прожить.
Ставил капитан не только на себя. Ставил он на лошадей и на людей, то есть на боксеров. Ставил бы и на петухов, и на куриц, если бы знал, как, но это от него, увы, ускользнуло. В результате Барклей решил, что с боксерами надо брать дело в свои руки, если хочешь добиться гарантированного результата.
Возможно, что Барклей решил сам подготовить боксера к бою еще задолго до встречи с Криббом. Надо было только найти такого человека, который не убежит из зала, нервно схватив исподнее и мелко трепеща при каждом шаге, если заставить его тренироваться с тем же рвением, что и он сам. Задача была не из легких. Тогдашнее видение того, что представляет собой тренировка боксера, разительно отличалось от нашего. Понимали, что курить и пить в последние недели перед боем, пожалуй, не стоит. От женщин боксеров надо держать подальше какое-то время, чтобы злее были. Спарринговать побольше, конечно, но только в перчатках. Вот, собственно, и все, а многие не делали и этого, и едва ли не самой «популярной» причиной смерти среди боксеров был цирроз печени, вызванный тем, что боксеры пили, пили и пили до, после, а в некоторых особо тяжелых случаях и во время самой ответственной тренировки.
Видимо, в Томе Криббе капитан Барклей увидел что-то такое, что побудило его им заняться. Том был очень спокойный и за пределами ринга совсем неагрессивный парень. К боксу он относился как к необходимой работе, и он понимал, что эта работа налагает на него кое-какие ограничения. Между боями он не напивался и не буянил, был учтив и вежлив со всеми. Пусть ему не хватало какой-то индивидуальной яркости, которой в высшей степени были наделены такие его современники, как Джем Белчер или Голландец Сэм, и он был несколько скучен, зато на него можно было полностью положиться. Ему, скажем, можно было дать задание отжаться десять тысяч раз — и уйти из зала, зная, что он не последует за тобой, едва ты захлопнешь дверь, а будет отжиматься до победного конца. В общем, это был классический надежный спортсмен, из кого, как уже говорилось, в советских сборных любили делать комсоргов и которых товарищи по команде часто не слишком жаловали.
Однако Барклей был не из тех, кто дает задания и уходит. Он показывал личный пример, что само по себе вызывает уважение, а у таких трудяг, как Крибб, особенно. Сам бы он, конечно, никогда не стал так измываться над собой из одной любви к искусству, но ему было легче это делать, когда он видел перед глазами такой пример, а он видел его постоянно.
Что касается капитана, то он не мыслил жизни не только без издевательств над собой и другими, но и без риска. Вот и с Криббом он захотел рискнуть, но не очертя голову, а очень обдуманно. Он решил выпустить его против экс-чемпиона Англии Джема Белчера.
Это был очень просчитанный риск. Белчеру было мало лет, он был всего на несколько месяцев старше Крибба, но бывший чемпион Англии был в начале последнего трагического этапа своей карьеры. К тому времени он уже потерял глаз во время игры, напоминающей теннис, и был далек от своей лучшей формы. Он на два года уходил с ринга, а в 1805 году вернулся и проиграл своему другу Хену Пирсу, которого когда-то сам протежировал, и очень тяжело это переживал. Первый удар по самолюбию чем позже случается, тем больнее. Да тут еще и глаз… При этом Белчер сохранял популярность и веру своих болельщиков. Он должен был стать фаворитом в бою с Томом Криббом, который казался немного слабее, чем он был, и на этом можно было здорово заработать.
Вроде бы все было просчитано и обсчитано. И все равно чуть не сорвалось.
Продолжение следует…
Александр БЕЛЕНЬКИЙ
Вторая часть: http://rusboxing.ru/news/federation-news/30836/.
Третья часть: http://rusboxing.ru/news/federation-news/30869/.
Четвертая часть: http://rusboxing.ru/news/federation-news/30887/.
У боксера-комсорга и тренер должен быть настоящий твердокаменный коммунист. Что-то вроде Чапаева, всей душой стоявшего за Интернационал, от которого ему было известно одно название, и то по складам. У Крибба так и было. Ну, в некотором роде.
Когда-то легендарная советская оперетта о боксе, где полфильма дерутся, а вторые полфильма поют о любви, — «Первая перчатка» 1946 года выпуска — начинается с того, что весь из себя активный и положительный тренер заходит в боксерский зал с таким видом, как будто он тут всех сейчас одарит конфетами, и поет песенку:
Во всем нужна сноровка, закалка, тренировка,
Умейте выжидать, умейте нападать.
При каждой неудаче давать умейте сдачи,
Иначе вам удачи не видать.
Я сильно сомневаюсь, что капитан Барклей пел что бы то ни было подобное. Но если все-таки он пел, то слова его песни должны были быть именно такими, а вот мелодия не сладенькая, как в фильме, а какая-то очень-очень отчетливо живодерская.
Все, кто достаточно продолжительное время занимались каким-то видом спорта, знают, что среди тренеров бывают разные люди. Добрые и не очень, жесткие и мягкие. Но в массе своей настойчивые. Попадаются и настоящие изуверы. Это особая статья. Делятся они в основном на две категории: большинство — те, кто издевается над своими учениками, отыгрываясь за собственную неудавшуюся спортивную карьеру, и меньшинство — те, кто экспериментирует прежде всего над собой, а ученики им в этом, может быть, против своей воли, помогают.
Последние тренеры выполняют все те упражнения, что и их несчастные подопечные. Например, когда все кандидаты в чемпионы уже попадали с турников и валяются на полу бездыханные, наставник все продолжает и продолжает подтягиваться, поплевывая с высоты своих достижений на трупы учеников: сто тридцать один, сто тридцать два, сто тридцать три… двести шестьдесят четыре... Кто с такими тренировался, у тех по прочтении последнего абзаца уже начались судороги в мышцах от одних сладостных воспоминаний.
Вот капитан Барклей и был чем-то в этом роде. Кстати, напомню, что это тот самый человек, которому Пирс Иган посвятил свою «Боксиану». Мы уже как-то говорили о нем, но я все-таки вкратце напомню о его спортивных подвигах.
Капитан Барклей происходил из древнего и обширного шотландского рода, из которого вышли среди прочих и один недооцененный российский герой — генерал-фельдмаршал Михаил Богданович Барклай-де-Толли, и основатели известного банка Барклайз, и много кто еще.
Капитан, которого без должного на то основания считают человеком солидного возраста, был всего на пару лет старше Крибба, то есть в 1805 году, когда они познакомились, ему было всего 26 лет, но Том, как и все боксеры, с великой почтительностью взирал на него снизу вверх. И дело здесь не только в социальном положении капитана и в том, что тот был его работодателем, хотя, конечно, и в этом тоже. Главная же причина была в том, что Барклей был лидером и командиром по своей природе. Тот, кто служил в армии, наверняка сразу вспомнит ребят, многие из которых и силой особой не отличались, но все почему-то их слушались.
Итак, Барклей был даже не фанатиком, а изувером тренировки. Больше всего на свете он любил ходить и ставил в этой области рекорды, от которых у его современников с одним и тем же мерным стуком изо рта падали сигары. К моменту знакомства с Криббом Барклей успел:
— в 1801 году пройти 110 миль (177 км) за 19 часов 27 минут, то есть он шел со средней скоростью чуть более 9 километров в час, и этот страшный человек еще сетовал, что почва в тот день была мягковата после дождя, а то бы он прошел еще больше;
— в 1803 году он прошел 64 мили (103 км) за десять часов, то есть шел со средней скоростью около 10,3 км в час;
— в 1805 году он прошел 72 мили (116 км) между завтраком и ужином, по всей видимости, довольно ранним.
А впереди у него было еще главное достижение — в 1809 году он пройдет 1000 миль за 1000 часов.
В общем, умел человек найти в скучной жизни место подвигу. Сотни таких молодцов — при условии, что их мысли удалось бы направить в верное русло, — хватило бы для строительства коммунизма не в одной отдельно взятой несчастной стране, а на одном отдельно взятом большом континенте вроде Евразии, если уж не во всем мире.
Когда Барклей не ходил пешком, он тренировался в боксерском зале, а когда не делал ни того, ни другого и еще не проводил время на скачках, служил в своем полку. Пехотном, разумеется, каком же еще? Таких людей просто нельзя отдавать в кавалерию, так как там они замучают лошадей, заставляя их с собой соревноваться.
Однако как и всякому прирожденному тренеру, Барклею было мало издеваться только над собой. Мазохизм, как и садизм, требует компании, вот ему и требовалось, чтобы кто-то страдал рядом с ним, пусть и не с таким упоением, как он сам. Видимо, в Криббе капитан сразу разглядел идеальную жертву и занялся им всерьез.
Надо сразу сказать, что интерес Барклея к Криббу не был совсем уж платоническим. Я имею в виду, что он, как и чуть ли не все тогдашние богатые аристократы, был игроком. Очень много ставил на себя самого во время своих сумасшедших «заходов». Так, во время своего тысячемильного марш-броска он выиграл 1000 гиней — сумму, на которую тогда можно было жизнь прожить.
Ставил капитан не только на себя. Ставил он на лошадей и на людей, то есть на боксеров. Ставил бы и на петухов, и на куриц, если бы знал, как, но это от него, увы, ускользнуло. В результате Барклей решил, что с боксерами надо брать дело в свои руки, если хочешь добиться гарантированного результата.
Возможно, что Барклей решил сам подготовить боксера к бою еще задолго до встречи с Криббом. Надо было только найти такого человека, который не убежит из зала, нервно схватив исподнее и мелко трепеща при каждом шаге, если заставить его тренироваться с тем же рвением, что и он сам. Задача была не из легких. Тогдашнее видение того, что представляет собой тренировка боксера, разительно отличалось от нашего. Понимали, что курить и пить в последние недели перед боем, пожалуй, не стоит. От женщин боксеров надо держать подальше какое-то время, чтобы злее были. Спарринговать побольше, конечно, но только в перчатках. Вот, собственно, и все, а многие не делали и этого, и едва ли не самой «популярной» причиной смерти среди боксеров был цирроз печени, вызванный тем, что боксеры пили, пили и пили до, после, а в некоторых особо тяжелых случаях и во время самой ответственной тренировки.
Видимо, в Томе Криббе капитан Барклей увидел что-то такое, что побудило его им заняться. Том был очень спокойный и за пределами ринга совсем неагрессивный парень. К боксу он относился как к необходимой работе, и он понимал, что эта работа налагает на него кое-какие ограничения. Между боями он не напивался и не буянил, был учтив и вежлив со всеми. Пусть ему не хватало какой-то индивидуальной яркости, которой в высшей степени были наделены такие его современники, как Джем Белчер или Голландец Сэм, и он был несколько скучен, зато на него можно было полностью положиться. Ему, скажем, можно было дать задание отжаться десять тысяч раз — и уйти из зала, зная, что он не последует за тобой, едва ты захлопнешь дверь, а будет отжиматься до победного конца. В общем, это был классический надежный спортсмен, из кого, как уже говорилось, в советских сборных любили делать комсоргов и которых товарищи по команде часто не слишком жаловали.
Однако Барклей был не из тех, кто дает задания и уходит. Он показывал личный пример, что само по себе вызывает уважение, а у таких трудяг, как Крибб, особенно. Сам бы он, конечно, никогда не стал так измываться над собой из одной любви к искусству, но ему было легче это делать, когда он видел перед глазами такой пример, а он видел его постоянно.
Что касается капитана, то он не мыслил жизни не только без издевательств над собой и другими, но и без риска. Вот и с Криббом он захотел рискнуть, но не очертя голову, а очень обдуманно. Он решил выпустить его против экс-чемпиона Англии Джема Белчера.
Это был очень просчитанный риск. Белчеру было мало лет, он был всего на несколько месяцев старше Крибба, но бывший чемпион Англии был в начале последнего трагического этапа своей карьеры. К тому времени он уже потерял глаз во время игры, напоминающей теннис, и был далек от своей лучшей формы. Он на два года уходил с ринга, а в 1805 году вернулся и проиграл своему другу Хену Пирсу, которого когда-то сам протежировал, и очень тяжело это переживал. Первый удар по самолюбию чем позже случается, тем больнее. Да тут еще и глаз… При этом Белчер сохранял популярность и веру своих болельщиков. Он должен был стать фаворитом в бою с Томом Криббом, который казался немного слабее, чем он был, и на этом можно было здорово заработать.
Вроде бы все было просчитано и обсчитано. И все равно чуть не сорвалось.
Продолжение следует…
Александр БЕЛЕНЬКИЙ